Поиски прошлого, впечатления от настоящего, мнения о будущем

Андреев С. М. Мордва в этническом составе сибирского казачества (по материалам Г. Е. Катанаева 1890-1891 гг.) // Архивный вестник. Ежегодник архивного управления администрации Омской области. – Омск: [б. и.], 1994. – № 5. – С. 26-29.

СМ. Андреев
МОРДВА В ЭТНИЧЕСКОМ СОСТАВЕ СИБИРСКОГО КАЗАЧЕСТВА (ПО МАТЕРИАЛАМ Г.Е.КАТАНАЕВА 1889-1890 ГГ.)

Демографические процессы, протекавшие в Сибирском казачьем войске во второй половине XIX в., характеризовались значительными изменениями этни¬ческого состава казачества. Изначально образовавшееся как конгломерат мно¬гих этносов, сибирское казачество до начала XX в. сохраняло этническую пест¬роту, хотя к этому времени уже выделились основные, наиболее многочислен¬ные, этнические группы, одной из которых была мордва.
Первоначальную основу этой группы составили около 2900 человек обоего пола (1), переселившихся в 1849 и 1851 гг. по указу Николая I в Киргизскую степь для начала колонизации этого края в составе зачисленных в войсковое со¬словие крестьян. Мордвины-переселенцы были выходцами из поселений Мезелинского, Бугульминского округов Оренбургской губернии и Хвалынского, Новоузенского, Балашевского, Кузнецкого уездов Саратовской губернии (2). Они были расселены в поселениях, вошедших позже в состав 1-го военного от¬дела войска, составляя подавляющее большинство их населения (ст. Щученская) или же заметную его часть ст. Нижне-Бурлукская, пос.Аиртавский и др.). Под началом офицеров и инструкторов – «природных» казаков, переселившихся вместе с семьями с Иртышской и Пресногорьковской линий, начался «период учения - обиходу, постройкам, метению улиц и т.п.» (3), период ломки прежнего крестьянского хозяйственного уклада, быта, психологии и проч. Некоторые ре¬зультаты этнических, хозяйственных, культурных процессов, протекавших в этой группе сибирского казачества во второй половине XIX в. и не завершив¬шихся к 90-м гг., были зафиксированы Г.Е. Катанаевым во время одной из ин¬спекторских поездок по станицам войска в качестве представителя войскового хозяйственного правления.
«По наружному виду - складу лица, цвету кожи, волос и глаз, по росту и до-родству - мордва-казаки, можно сказать, почти ничем в настоящее время не от¬личаются от большинства великороссов; особого какого-либо типа мордвина не выделяется... В характере также не замечается выдающихся особенностей: срав¬нительно с хохлами их можно считать подвижнее, восприимчивее и не так упрямыми, хотя упрямство, по-видимому, им более прирождено, чем велико¬россу...» (4) - отмечал Г.Е. Катанаев.
Он обратил внимание, что казаки-мордвины «носят фамилии по христиан¬ским именам своих прадедушек, пришедших из России - Ивановы, Николаевы, Артемьевы и проч. Некоторые в виду чрезвычайной многочисленности членов одной и той же семьи переменили при самом своем поселении свои фамилии -прадедов на другие - по отцам или старшим представителям разделившихся се¬мейств...» (5).
В большинстве своем мордвины исповедали православие, хотя отдельные из них, проживающие в станицах Якши-Янгизставской, Акан-Бурлукской и др., были сторонниками раскола и сектанства. В этой связи интересны заметки
Г.Е. Катанаева, свидетельствовавшие о сохранении в 50-х годах XIX в. в среде пере¬селившихся мордвин элементов анимизма: «... памятны многим из пожилых мордвин первые времена их прихода сюда, когда в праздничные дни они выхо¬дили для моления на открытые места к большим деревьям, где закалывались куры, убивались бараны и другие животные, а шкуры их развешивались на сучья, служили как бы предметом поклонения и жертвоприношения. Памятно время, когда после похорон все участвовавшие в проводах родственники и зна¬комые по приходе домой прыгали через огни, угли, костры, разложенные на дворах... Тогда же которая либо из старух, участвовавшая в процессии, на мо¬гиле покойника скребла с медного пятака стружки и приговаривала: «На тебе золота, на тебе серебра, чтоб на том свете ни в чем не нуждался» и проч. Ничего подобного теперь уже давно нет, и возобновление всего этого возбудило бы общий смех и даже глумление» (6).
Зачисленные в казаки мордвины оказались весьма восприимчивыми к новым условиям ведения хозяйства. Недавние крестьяне быстро переняли местные специфические особенности обработки земли, связанные с многоземельем и климатическими условиями, начали выращивать новые культуры. К 80-90-м го¬дам XIX в. для распашки целинных земель они стали использовать тяжелые ма¬лороссийские плуги и волов в качестве более выносливого рабочего скота, пе¬ренимая это у украинцев. Все это, как и занятия местными промыслами, мено¬вой торговлей с кочевым населением, дало повод Г. Е. Катанаеву отметить сле¬дующее: «Настойчивость в труде замечательная. Хозяйственная и торговая из¬воротливость не уступает вообще великороссу и во всяком случае превосходит как хохлацкую, так и, особенно, староказачью. Мордвин, как говорят; - «на ды¬ре дыру вертит». Он и на пашне, он и в лавке, он и на ярмарке.., он и в извозе на быках и лошадях, он и на железнодорожных работах на 300-400 верст.., он и сапожник, он и портной, и дроворуб и т. д. Честность в обязанностях, верность данному слову, отсутствие обмана в житейских делах, особенно в отношение, мордвина к мордвину же,... не подлежит сомнению» (7).
К концу XIX в. в среде казаков-мордвин сохранялось двуязычие, однако эт¬ноязыковые ассимиляционные процессы неизбежно приводили к вытеснению родного языка русским. В поселках, где мордва составляла лишь часть населе¬ния, по наблюдениям Г.Е. Катанаева, уже к 90-м гг. они «... никогда не говорят по-мордовски даже между собою.., и все-таки сердце радуется, как хоть на время услышат родную речь» (. Усиление влияния русского языка проявлялось и в своеобразном центре этой этнической группы - Щученском станичном поселе¬нии: «... Почти все щученские мордвины благодаря тому, что поселились все со¬вокупно большим поселением почти без всякой примеси других народностей... язык свой не забыли; мало того: почти все без исключения семьи первоначально начинали учить ребят говорить и думать по-мордовски; затем, когда ребята ... подрастают, они мало-помалу начинали изучать русский язык; в некоторых се¬мьях изучение русского языка идет параллельно мордовскому; окончательное усвоение русского языка до исчезновения всякого акцента в выговоре происхо¬дит в школе и на службе в полку... Даже те из мордвин, которые непременно думают про себя на родном языке, говорят между собой чаще всего на русском языке или мешают тот и другой, с одинаковою почти чистотою в выговоре... Большинство женщин, особенно молодых, также говорят больше по-русски...» (9).
С усилением торгово-хозяйственных контактов с казахами среди мордвин, как и вообще среди сибирских казаков, широко распространилось знание казах¬ского языка: «... большая часть мордвин говорит по-киргизски... Произношение киргизских слов требует, конечно, многого, чтобы его можно было назвать со¬вершенным; тем не менее, объясняются на этом языке довольно бойко... Сравни¬вать их в этом со старыми природными казаками нельзя: одни артисты, а дру¬гие-исполнители поневоле. Необходимость знания киргизского языка признает¬ся всеми мордвинами» (10).
К 90-м гг. XIX в. одежда и «домоустройство» в большей степени выражали стремление недавних переселенцев подчеркнуть свою сословную общность с ка¬заками, нежели этнические особенности. «Идеал, к которому мордва вообще, и в частности, стремится в ношении одежды... это быть как можно больше похо¬жими на русского и русского притом казака или мещанина, вообще горожани¬на, а не мужика...
Как мужчины, так и женщины совершенно оставили свою прежнюю не толь¬ко национальную, но и русско-мужицкую одежду, заменив ее местною городско-казачьею. Мужчины по костюму совершенно казаки: многие подчеркивают свое казачество постоянным ношением... фуражки и бешмета. Самотканная рубашка и порты тоже почти совершенно вывелись из употребления. Некоторые носят пиджаки и частью сюртуки; любимый цвет как и у казаков темно-коричневый; материя так называемая «киргизская». Сапоги высокие с запущенными за них шароварами. Хождение по улице в одной рубахе, хотя бы и цветной, и в под¬штанниках строго осуждается и считается крайне неприличным, это «мужичество»…
Женщины, как старые, так и молодые... носят костюм русский-городской. Верхом порядочности считается ношение платьев городского фасона не особо ярких цветов, хотя яркие цвета... очень нравятся и не модницам... На голове особым образом надвязанные платка, косынки и наколки, на ногах ботинки.
Дома с каждым годом увеличиваются в размерах... Вначале (в 1849 -1851 гг. - С.А.) строились в 1-2 и несколько по принуждению в 3 (комнаты - С.А.). Жи¬ли... вместе с телятами и курами; мебели кроме некрашенных столов и скамеек не было; теперь, можно сказать, в каждом доме есть стулья, диванчики, гол¬ландские печи независимо от русских, половики, самовары, чайная посуда. Са¬мовары, как и у всех сибиряков, сильно привились и к мордве» (11).
Ассимиляционные процессы, протекавшие в Сибирском казачьем войске, выражались не только в явлениях, отмеченных Г.Е. Катаваевым, но и в усили¬вавшейся тенденции к сокращению доли мордвин в составе войскового сосло¬вия. Абсолютное увеличение численности этой этнической группы казачества происходило лишь за счет естественного прироста, в то время как численность русских, украинцев возрастала также за счет механического прироста - перечис¬ления в войско казаков и крестьян из других районов России (12) .
1894 г. 1897 г. 1902 г. 1908 г. 1913 г.
численность войскового
сословия обоего пола 112336 118209 130459 149368 167985

численность мордвин
войскового сословия 6705 6348 7371 8087 8197

% мордвин в составе
войскового сословия 5,9 5,7 5,65 5,41 4,89

В целом, увеличивавшаяся языковая, культурная, психологическая одно¬родность сибирского казачества была одной из характерных черт процессов, протекавших в войске во второй половине XIX - начале XX вв.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Подсчитано нами по: ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 536, 591.
2. См.: ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 536, 591.
3. ГАОО. Ф. 366. Оп. 1. Д. 417. Л. 37.
4. Там же, Л. 41-41 об.
5. Там же, Л. 37-37 об.
6. Там же, Л. 42об.- 43.
7. Там же, Л. 41об.- 42.
8. Там же, Л. 68.
9. Там же, Л.37об. - 38об.
10. Там же, Л 38об.
11. Там же, Л. 39об. - 41.
12. Подсчитано по: Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска за 1894 г., ч.2. – Омск, 1894 г.; ... за 1897 г.; …за 1902 г.; ... за 1908 г.; ... за 1913 г.





Андреев С. М. Старообрядчество и сектантство в Сибирском казачьем войске // Научный вестник Омской академии МВД России. – 2005. – № 1. – С. 39-42.

С.М.Андреев
СТАРООБРЯДЧЕСТВО И СЕКТАНСТВО В СИБИРСКОМ
КАЗАЧЬЕМ ВОЙСКЕ

Со времени своего создания в 1808 г. Сибирское казачье войско было достаточно сложным в этническом и конфессиональном отношении социальным организмом. Заметную часть его населения, как казачьего, так и разночинного, особенно в последние десятилетия существования войска, составляли старообрядцы и сектанты.
Сведения о начальном периоде истории войскового старообрядчества крайне скудны. Впервые примерная численность сибирских казаков-староверов – около 30 человек обоего пола – была указана в статистической отчетности о состоянии войска в 1838 году [1]. В 1840 – 1850-е гг. небольшие общины или отдельные семьи староверов проживали в ряде поселений Пресногорьковской (крепости Становая, Лебяжья, Николаевская, редуты Чистый, Лосев, Селоозерный), Бийской (форпост Антоньевский, редуты Тулатинский, Маральевский) линий и в Кокчетавском внешнем округе в Киргизской степи. До начала 1860-х гг. их официальная численность существенно не менялась: 1843 г. – 73 чел., 1846 г. – 45, 1854 г. – 54, 1861 г. – 47 [2].
Однако применявшиеся в то время войсковым начальством крайне несовершенные методы сбора статистических данных не могли дать достаточно четкого представления о развитии раскола среди сибирского казачества. Кроме этого, можно предположить, что в условиях жестокого преследования староверов и сектантов, проводившихся государством и церковью до начала 1860-х гг., в Сибирском войске помимо легального раскола существовал и раскол тайный, на что указывал Ф.Н.Усов [3]. Не исключено, что число тайных последователей раскола в Сибирском войске могло увеличиться в ходе зачисления в его состав в 1847-1851 гг. крестьян Саратовской, Оренбургской и Тобольской губерний, в ряде волостей которых существовали влиятельные общины староверов. Косвенным подтверждением тому является неожиданное для администрации войска появление (скорее всего – легализация) в станице Акан-Бурлукской Кокчетавского округа в начале 1860-х гг. достаточно многочисленной общины староверов, ставшей за короткое время своеобразным центром войскового раскола. К 1882 г. число старообрядцев в этой станице и в ее поселках Нижне-Бурлукском и Якши-Янгизставском достигло 326 человек [4].
Старообрядчество в Сибирском казачьем войске было представлено как приемлющими священство, или так называемыми «поповцами», так и не приемлющими его, или «беспоповцами». По официальным данным, до начала 1860-х гг. большая часть староверов войска принадлежала к «поповщине», которая в соответствии с классификацией, принятой со времен Николая I, относилась к числу «сект менее вредных». По мнению Синода, это направление в старообрядчестве – «…не ересь, а раскол», «…более церковного сохраняет и более представляет надежды к обращению» в православие. Поповцы признавали необходимость духовенства при богослужениях и обрядах и все церковные таинства. Не желая идти на примирение с официальной церковью, они создали свою церковную организацию.
Долгое время, почти до конца XIX в., общины староверов, приемлющих священство, в Сибирском войске были малочисленными. Например, в 1879 г. в ст. Кокчетавской проживало 15 поповцев, еще 18 – в ст. Николаевской [5]. Ситуация существенно изменилась с середины 1890-х гг., когда в Усть-Каменогорском уезде сформировался достаточно крупный центр старообрядчества, приемлющего священство. Его ядром стали донские казаки, зачисленные в Сибирское войско и поселенные в поселках Ермаковском, Азовском, Пьяноярском и др. В дальнейшем численность поповцев росла и за счет переселявшихся на войсковую территорию староверов-крестьян. Так, общины последних, водворенные в Павлодарском и Усть-Каменогорском уездах (в районе станицы Павлодарской и поселков Подстепинского, Малонарымского и Малокрасноярского), в 1905 г. уже насчитывали 435 человек. Общая же численность староверов, приемлющих священство, в войске в этом году составила 880 чел., в 1908 г. – возросла до 1058 чел., а в 1914 г. – достигла 1197 чел. [6].
В конце XIX – начале XX вв. поповцы в Сибирском войске были представлены так наз. «окружниками», «раздорниками», а также беглопоповцами, небольшая община которых появилась в начале 1902 г.
С 1846 г. в поповщине существовало два основных направления: поддерживающие Белокриницкую старообрядческую иерархию, одним из центров которой стала Московская старообрядческая архиепископия, и беглопоповцы, не признававшие ее и формировавшие свой клир из «беглых» попов, т.е. перешедших к ним из официальной православной церкви. В 1862 г. руководство Московской старообрядческой архиепископии для утверждения единства верования своих последователей приняло «Окружное послание единыя, святыя, соборныя, древлеправославно-кафолическия церкви» [7]. Закрепленный в послании отказ от ряда положений, наиболее осуждаемых православной церковью, свидетельствовал о тенденции к примирению с официальным православием. Оставшиеся различия между официальной церковью и Белокриницким согласием сводились лишь к обрядовой стороне. Появление «Окружного послания» привело к расколу внутри сторонников Белокриницкой иерархии на принявших его – «окружников», и отказавшихся его принять – «раздорников».
Раздорники занимали отрицательную позицию по отношению к официальной православной церкви, утверждая, что в ней царствует Антихрист, а также отстаивая ряд обрядовых особенностей. Формальное примирение двух сторон произошло только после собора 1906 г., решением которого «Окружное послание» было отменено.
В 1902 г. из 541 старовера, приемлющего священство, окружники составляли 25 чел. (1 военный отдел), раздорники – 469 чел. (3 военный отдел), беглопоповцы – 47 чел. (2 военный отдел). Подавляющее большинство поповцев – 490 человек – принадлежали к казачьему сословию. В последующие годы численность поповцев в войске увеличивалась преимущественно за счет раздорников. В 1905 г. на их долю приходилось 831 чел. из 880 староверов, приемлющих священство [8].
Беспоповцы в Сибирском войске принадлежали к «поморскому толку», который являлся наиболее умеренным течением среди староверов, не приемлющих священства. Его последователи были убеждены, что официальная церковь совратилась в «латинство», а в мире царствует Антихрист. Поэтому беспоповцы отрицали православную церковь и священство. Служители культа в поморском толке – избираемые общинами наставники – не имели священнического сана. Поэтому поморцы исключили из религиозных служб молитвы и действия, предписываемые церковными уставами священникам, а также ввели в жизнь своих общин ряд культовых действий, предусмотренных православными канонами для исключительных случаев. Не случайно старообрядчество поморского толка было отнесено Синодом к числу «вредных сект». В отличие от радикальных толков беспоповщины, поморцы признавали допустимыми молитву за царя и браки.
Характеризуя жизнь поморских общин в Сибирском войске, Ф.Н.Усов писал: «В среде здешних раскольников нет той нетерпимости и религиозной ненависти, которыми характеризуют раскол. Они легко сходятся с православными, ведут жизнь скромную, трезвую, трудовую и неуклонно исполняют с другими все лежащие на казачьем населении повинности; в среде их нет деятельных расколоучителей; молодежь в раскольничьих семействах следует вере своих старших родственников уже не в силу убеждения, а лишь бы не возбуждать стариков против себя и только пока находятся на их глазах» [9]. Руководителями поморцев, которые крестили и исповедовали членов общин, были местные казаки. Войсковое начальство отмечало, что «…истых начетчиков в поселках нет, толкование книг берут на себя грамотные раскольники, которые и выступают на молитвенных сборищах…» [10].
В 1830-40-е гг. несколько семей казаков-поморцев проживало в ряде поселений 4 полка (крепости Лебяжья, Николаевская, редуты Чистый, Лосев, Селоозерный). В 1860 – 1870-е гг. общины поморцев появляются в некоторых станицах и поселках Кокчетавского и Петропавловского уездов (ст. Акан-Бурлукская, пос. Нижне-Бурлукский, Якши-Янгизставский, Аиртавский, Сандыктавский, Айдабульский, Новомихайловский, Казанский). В 1878 г. в войске насчитывалось 406 поморцев, причем подавляющее большинство из них приходилось на ст. Акан-Бурлукскую.
К началу ХХ века их общая численность почти не изменилась: в 1902 г. число поморцев среди войскового населения достигло 440 человек, 409 из которых были казаками [11]. Подобная ситуация объясняется тем, что значительная часть староверов-беспоповцев Кокчетавского уезда в начале 1890-х гг. стала последователями секты «Духовных христиан нового духовного Израиля».
В 1890-е гг. в Сибирском казачьем войске появляются общины «духовных христиан» – христововеров, духоборов и молокан. Эти старые русские секты, признанные Синодом «вреднейшими», объединял ряд общих черт. Православному вероучению они противопоставили требование исповедания веры «в духе и истине», т.е. свободно-творческого понимания веры как способности и долга каждого верующего удовлетворять свои духовные запросы, совершенствуя собственный разум, чувства, поведение. Церковную организацию они заменили общинами единоверцев, не знающими деления на клир и мир, сплоченными на началах равенства и взаимопомощи.
Первые общины «Духовных христиан нового духовного Израиля», по утверждению войскового начальства, появились в среде староверов-беспоповцев Кокчетавского уезда в начале 1890-х гг. Эта секта была одним из течений христововерия (хлыстовства). Основой ее вероучения являлось представление о возможности прямого общения человека со «святым духом», возможности воплощения бога в наиболее праведного из людей, который становился таким образом «Христом». Библия толковалась христововерами «духовно», аллегорически. Основным авторитетом в вопросах веры считались проповеди «христов». В отличие от других сект, христововеры сохранили видимые связи с православием: их собрания начинались православными молитвами, многие члены секты посещали церкви, соблюдали посты.
В конце 1830-х гг. христововерие разделилось на несколько течений, одним из которых стал так наз. «Израиль». Его приверженцы рассматривали себя в качестве избранного народа «Израиля», которому суждено было возвести на земле «царство Божие». Когда в конце 19 в. после смерти своего руководителя-«Христа» «Израиль» распался, часть сектантов объединилась в «Новом Израиле». Как и многие религиозные течения, выступавшие вначале с протестом против церковной иерархии, но приходившие, в конце концов, к традиционному церковному устройству, «Новый Израиль» оформился в своеобразную церковь с неограниченной властью руководителя [12].
И «Израиль», и «Новый Израиль» имели многочисленных последователей в ряде казачьих областей (Донской, Кубанской, Терской). Вероучение этих сект требовало подчинения властям и разрешало военную службу. В решениях съезда последователей секты, прошедшего в 1905 г. в Ростове-на-Дону, было записано: «Мы верные сыны царя и Отечества; отбываем все требы, установленные законом, а так же и воинскую повинность, уважаем начальство, нуждаемся в покровительстве закона от насилия и несправедливости; мы не принадлежим ни к какой мятежной партии, по нашему вероучению, всякое возмущение против государственного строя и крамолы – противны Господу» [13].
В 1894 г. общины «Духовных христиан нового духовного Израиля» в Сибирском войске объединяли 136 чел. Возникнув в казачьей среде, эта секта продолжала оставаться преимущественно казачьей. Так, в 1907 г. из 555 ее членов, проживавших исключительно в станице Акан-Бурлукской и поселках Якши-Янгизставском и Нижне-Бурлукском, 540 были казаками [14].
Подавляющее большинство духоборов и молокан – представителей других старых русских сект – среди населения Сибирского войска составляли переселенцы-разночинцы.
Духоборы считали себя «борцами за дух». Они полагали, что в мире извечно происходит борьба духовного (последователи Авеля) с плотским (последователи Каина). Духоборы считали себя последователями Авеля, избранным народом, который призван осуществить братство в духе божьей правды. По их учению, православная церковь с ее обрядностью, таинствами, иерархией являлась извращением веры и отвергалась. Бог понимался духоборами как пребывающая в мире «премудрость», «любовь», и в этом качестве он присутствовал в верующем человеке. Место Библии заняли у них псалмы, исполняемые на молитвенных собраниях и объединенные в так наз. «Животную книгу». У духоборов существовал культ руководителей секты, которые выработали учение о вселении в них духа «самого Христа». Управление делами общины принадлежало мирской сходке стариков. Для духоборов были непозволительны клятва, присяга и ношение оружия.
Секта молокан вышла из духоборческой среды и так же отрицала православную церковь, ее таинства и обряды, но их вероучение носило более умеренный характер. Они проповедовали идею «спасения верой», что означало, с одной стороны, отказ от любых посредников между богом и человеком, а с другой – требование этики «добрых дел». Труд и взаимопомощь трактовались как основные добродетели. Молокане признавали Библию, рассматривая ее как единственный источник веры, однако, каждый верующий имел право на ее самостоятельное толкование. Религиозный культ у молокан был упрощен, и сводился к молениям в обычных домах, во время которых читались тексты из Библии и пелись молитвы. Руководителями секты являлись выборные пресвитеры. Молокане требовали от своих последователей почитания властей, узаконили моление за царя, однако не признавали его помазанником божьим. Кроме этого они учили избегать выполнения законов противоречащих, по их мнению, Святому Писанию, например, законов о военной службе и о присяге.
Первое упоминание о существовании в Сибирском войске духоборов и молокан относится к 1897 году, когда в 1 и 2 военных отделах появились их общины, объединявшие 318 чел. В официальных войсковой статистике лишь однажды – в 1900 г. – их численность была зарегистрирована раздельно – 137 духоборов и 1331 молокан соответственно [15]. В последующие годы эти сведения указывались в одной графе.
Уже с 1902 г., духоборы и молокане становятся самой многочисленной из всех групп староверов и сектантов, проживавших в войске. Своего пика – 5365 человек – их численность достигла в 1908 г. К 1915 г., в связи с переселением части молокан в другие районы Степного края, этот показатель уменьшился до 4040 чел. [16].
Своеобразным центром молоканства являлись несколько станиц 2 военного отдела – Николаевская, Омская, Черлакская, в районе которых к концу 1900 г. поселилось 1262 последователя этой секты. В 1908 г. их число в этом районе войсковой территории возросло до 5026 чел. Местная власть была вынуждена мириться с переселением в Степной край в целом, и в войско в частности, этих последователей «вреднейших» сект, так как нуждалась в качественном колонизационном ресурсе. Это нашло свое отражение в характеристике молокан, данной войсковым начальством: «…Молокане – люди с большими хозяйственными навыками, в массе обладающими примерным упорством в труде, народ трезвый, добронравный, опрятно живущий и, как большинство нынешних раскольников, вовсе не фанатичны и не уклоняются от общения с людьми иных обрядов и религиозных воззрений» [17].
По некоторым данным, последователями молокан стала и некоторая часть сибирских казаков: в 1898 г. их было 215, в 1907 г. – 188 человек [18]. Если это не ошибка, заложенная в сведениях станичных атаманов, не разбиравшихся в сути сектантских вероучений, то подобное не исключено. Эти казаки могли быть приверженцами молоканства «донского толка», возникшего еще в начале XIX в. Этот толк отличался восстановлением обрядности и таинств, близких православным, подчинением властям без каких-либо ограничительных условий, молением за них. Его приверженцы не уклонялись от военной службы и признавали присягу.
Другой группой сект, получивших распространение среди войскового населения, были протестантские секты (баптисты, евангельские христиане, штундисты и др.).
Баптизм получил широкое распространение среди немецких колонистов Юга России и Поволжья во второй половине XIX в. Разделяя общехристианские догматы о троице, божественном происхождении Христа и др., баптисты вместе с тем отрицали роль церкви как посредницы между богом и людьми и проповедовали принцип «оправдания верой». Единственным источником веры ими признавалось Священное Писание. Баптисты отвергали иконы, церковные таинства, многие христианские праздники. Богослужения у них были заменены молитвенными собраниями. Крещение баптисты рассматривали как обряд, символически демонстрирующий сознательную веру человека, поэтому они требовали принятия крещения верующими во взрослом возрасте. Обращение в баптизм было обязанностью как специальных проповедников, так и рядовых баптистов.
Очень близким к баптизму было вероучение евангельских христиан, которые придавали исключительное значение проповеди Евангелия и полностью отрицали обрядность.
Почти одновременно с этими сектами в России появился штундизм – сектантское течение, возникшее среди русских и украинских крестьян под влиянием протестантов и сочетавшее в себе элементы протестантизма и вероучения духовных христиан.
Последователи протестантских сект появляются в Сибирском войске в конце XIX в. В 1900 г. численность баптистов составила 405 чел. (395 из них расселились во 2 военном отделе). Штундисты также проживали преимущественно на этой части войсковой территории. Их общины существовали в районе станиц Николаевской, Омской и Черлакской. Например, вблизи поселков Волчьего, Степного, Курганского Николаевской станицы в 1901 г. поселилось 206 штундистов [19].
Сведения о войсковом старообрядчестве и сектантстве войсковое начальство получало из нескольких источников: от представителей Омской епархии и станичной администрации. Станичные атаманы, указывая численность сектантов на подведомственной им территории, нередко не могли «…точно установить признаков религиозного искажения» и выяснить принадлежность переселенцев к той или иной секте или толку. Паспорта последних не всегда имели соответствующие данные. Были случаи, когда переселенцам-штундистам с целью избежания возможных преследований удавалось в местах выхода получить документы о принадлежности к «менее вредным» сектам.
Поэтому составить картину о динамике численности и соотношении всех групп староверов и сектантов в составе войскового населения очень сложно. Кроме того, в войсковой статистике не существовало единых оснований для разделения сект на «родственные» блоки. Например, «Духовные христиане нового духовного Израиля» на основании практики, сложившейся в середине 1890-х гг., когда других сект в Сибирском войске еще не было, до 1906 г. показывались в графе «не приемлющие священства» вместе со староверами-поморцами. Но и с 1906 г. сведения о них не объединялись с данными о близких к ним молоканах и духоборах, а вносились в графу «другие секты».
Исключение составляет 1902 год, когда местными властями была дана, пожалуй, самая развернутая на тот момент характеристика войскового старообрядчества и сектантства: старообрядцы, приемлющие священство – 13,1 %, старообрядцы-беспоповцы – 10,6 %, «Духовные христиане нового духовного Израиля» – 5 %, молокане – 46,2 %, баптисты и штундисты – 8,9 %, другие секты – 16,2 % [20].
До конца 1890-х гг. среди войсковых староверов и сектантов преобладало казачье население. Доля разночинцев в их среде резко возрастает с начала ХХ в. в ходе массового переселения в край крестьян из Европейской России. Темпы ее роста были велики. По нашим подсчетам, только за один 1900 г. этот показатель составил 250 %, в 1906 г. – почти 70 %, в 1915 г. – более 32 %. Если в 1896 г. доля казаков среди староверов и сектантов Сибирского войска составляла 95 %, то уже в 1900 г. она уменьшилась до 39,9 % , а в 1915 г. – сократилась до 21,6 %. При этом нужно отметить, что в 1 военном отделе старообрядчество и сектантство оставалось почти исключительно «казачьим», во 2 военном отделе оно изначально являлось «разночинным». В 3 военном отделе достаточно многочисленные староверческие и сектантские общины имели как казаки, так и разночинцы (при некотором преобладании последних с 1906 г.).
Серьезной борьбы со старообрядчеством и сектантством в Сибирском казачьем войске не велось. Это можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, относительной немногочисленностью их последователей среди войскового населения.
Во-вторых, умеренностью взглядов, отсутствием в их среде проявлений религиозного радикализма. В официальных отчетах отмечалось, что случаи, когда родители-староверы не противились посещению их детьми православных храмов, не были редкостью. В имевших место в конце 1890-х гг. единичных случаях «совращения в раскол» войсковое начальство не видело серьезной угрозы православию. Некоторое увеличение численности староверов и сектантов в войске происходило, практически, исключительно за счет естественного прироста и переселений. С их стороны не было отказов подчиняться властям или выполнять все положенные повинности, и в первую очередь, самую главную для казаков – воинскую повинность.
В-третьих, для начала серьезной миссионерской деятельности на территории войска просто не было необходимых кадров. Омская епархия на протяжении многих лет не могла обеспечить Сибирское войско не только миссионерами, но даже достаточным числом простых приходских священников. Большинство церковных приходов состояло из нескольких поселков, раскиданных на большом расстоянии, и, как отмечали современники, «…церковную службу и священника казаки видят редко» [21]. Например, в конце 1880-х – начале 1890-х гг. жители трех крупных казачьих селений Кокчетавского уезда – станицы Лобановской и поселков Аиртавского и Чалкарского, несмотря на наличие в каждом из них своего православного храма, были вынужденно объединены в один приход. Всеми тремя храмами заведовал один настоятель Лобановской церкви, который совершал богослужения в этих селениях по очереди – один раз в месяц (и это при том, что в поселке Аиртавском существовала община староверов) [22]. Правда, определенный надзор за деятельностью крупных общин староверов и сектантов все-таки осуществлялся. Так, в пос. Новомихайловском, где проживало более 150 поморцев, «…для постоянного наблюдения за действиями расколоучителей» в конце 1890-х гг. был поставлен местный казак Григорий Песковецкий [23]. Однако такие агенты заменить собой священников, конечно же, не могли.
Политика веротерпимости, провозглашенная в манифесте 17 октября 1905 г. сняла прежние запреты и ограничения, касавшиеся старообрядчества и сектантства.
В целом, в ходе массовых переселений в Степной край в конце XIX - начале XX вв. структура населения Сибирского казачьего войска приобретала все более сложный характер. Сословная и этническая пестрота войскового населения дополнялась его конфессиональным разнообразием, и в первую очередь, за счет роста абсолютной и относительной численности староверов и сектантов. Их доля среди казаков и разночинцев войска возросла с 0,38 % в 1894 г. до 3,56 % в 1912 г. Общая численность староверов и сектантов к началу 1916 г. достигла 8336 чел. [24], делая их накануне социальных катаклизмов 1917 г. заметной частью войскового населения.


ПРИМЕЧАНИЯ
1. Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф.67. Оп.1. Д.367. Л.280.
2. ГАОО. Ф.6. Оп. 1. Д.288. Л.10-11; Ф.67. Оп.1. Д.453. Л.15, 17-18, 22-24, 28об.-31; Д.496. Л. 264об., 266об., 271, 280об.; Отчет военного министерства за 1860 и 1861 гг. // Военный сборник. – 1863. – № 12. – С. 542.
3. Усов Ф.Н. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. – СПб, 1879. – С.86-88.
4. ГАОО. Ф.67. Оп.1. Д.1597. Л.4-4об.
5. ГАОО. Ф.67. Оп.1. Д.1306. Л.90-91, 387-388.
6. Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска за 1905 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1906. – С.14-15; Отчет о состоянии … за 1908 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1909. – С.18; Отчет о состоянии … за 1914 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1915. – С.16.
7. Никольский Н.М. История русской церкви. – М., 1988. – С.331.
8. Отчет о состоянии … за 1902 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1903. – С.30; Отчет о состоянии … за 1905 год… – С.13. С 1906 г. в войсковой статистике окружников и раздорников стали показывать в одной графе – «раскольники, приемлющие священство», что, по-видимому, было связано с их фактическим объединением, произошедшем в этом году.
9. Усов Ф.Н. Указ. соч. – С.88.
10. Отчет о состоянии … за 1897 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1898. – С.12.
11. Отчет о состоянии … за 1902 год… – Приложения. Ведомость № 6.
12. Малахова И.А. Духовные христиане. – М., 1970. – С.23.
13. Там же, С.25.
14. Отчет о состоянии … за 1894 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1895. – С.26; Отчет о состоянии … за 1907 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1908. – Приложения. Ведомость № 2.
15. Отчет о состоянии … за 1897 год… – С.12; Отчет о состоянии … за 1898 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1899. – С.85; Отчет о состоянии … за 1900 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1901. – С. 35.
16. Отчет о состоянии … за 1914 год… – С. 16.
17. Отчет о состоянии … за 1900 год…– С.37; Отчет о состоянии … за 1908 год…– С.18.
18. Отчет о состоянии … за 1898 год…– С.85; Отчет о состоянии … за 1907 год…– Приложения. Ведомость № 2.
19. Отчет о состоянии … за 1900 год… – С. 35; Отчет о состоянии … за 1902 год… – С.31.
20. Отчет о состоянии … за 1902 год…– С.30. К числу «прочих» сект отнесены евангельские христиане, меннониты и др. Процентное соотношение подсчитано нами.
21. Россия. Полное географическое описание нашего отечества. – СПб, 1903. – Т.18. Киргизский край. – С.190.
22. ГАОО. Ф.67. Оп.1. Д.1597. Л.4-4об.
23. Отчет о состоянии … за 1897 год…– С.12.
24. Отчет о состоянии … за 1915 год. Часть II (гражданская). – Омск, 1916. – С.13.




Список убитых и умерших от ран чинов Сибирского казачьего войска во время русско-японской войны 1904-1905 гг. (станицы и поселки Кокчетавского уезда Акмолинской области)

Из 77 погибших, умерших от ран и пропавших без вести нижних чинов 4, 5, 6, 7, 8, 9 Сибирских казачьих полков – 14 чел. из станиц и поселков Кокчетавского уезда

4 Сибирский казачий полк
1. Казак Филипьев Михаил Егорович (пос. Чалкарский) – убит 31 мая 1904 г. пр

Список храмов в станицах и поселках Кокчетавского уезда Акмолинской области (1886 г.)

ст. Кокчетавская - церковь Св. Великомученника и Победоносца Георгия;
ст. Щученская - церковь Св. архистратига Михаила;
ст. Котуркульская - церковь Св. Николая Чудотворца;
ст. Зерендинская - церковь Св. архистратига Михаила;
ст. Сандыктавская - церковь Св. архистратига Михаила;
ст. Лобановская - церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы;
пос. Чалкарский - церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы;
пос. Аиртавский - церковь Св. Николая Чудотворца;
ст. Арык-Балыкская - церковь во имя Св. Благоверного князя Александра Невского;
пос. Имантавский - церковь Св. архистратига Михаила;
ст. Акан-Бурлукская - церковь Св. Николая Чудотворца;
пос. Якши-Янгизставский - церковь Св. архистратига Михаила.

Да моего труда здесь нет совсем, просто оказалось, что историк, специалист по дореволюционной истории Сибирского Казачьего Войска, Андреев Сергей Михайлович, имеет Лобановские корни. А Дмитрию Никишину удалось его найти. Теперь он тоже на этом форуме. Так что я только тиражирую предоставленную Сергеем Михайловичем информацию...