Поиски прошлого, впечатления от настоящего, мнения о будущем

Предлагаю вашему вниманию очерк о русской эммиграции в Австралию, немалая часть из которых была представлена казаками спасшимися от уничтожения Красной Армией. Вполне вероятно что среди них были наши земляки. Потомки их и по сей день живут на континенте ставшем их новой родиной: "Вторая волна русской иммиграции в Австралию
Социально-экономическое положение и общественно-культурная жизнь русских в Австралии (1923 – 1947 гг.)
Революция в России явилась причиной, на основании которой австралийское правительство наложило эмбарго на русскую иммиграцию, сохранявшееся с 1917 по 1921 годы. В это время большое число русских в результате завершения Гражданской войны на Дальнем Востоке оказались в Китае в роли беженцев. Они осели в Харбине, Шанхае, Тяньзине и других городах, однако многие из них не смогли здесь устроиться и вынуждены были двигаться дальше в поисках своей судьбы.

Когда в 1922 г. запрет на въезд русских в Австралию был отменен, начался новый приток выходцев из России на пятый континент. За период с 1920 по 1940 гг. въехало 4711 русских, за этот же период 2563 покинули страну, следовательно, в Австралии осело 2148 русских. Большая часть новых иммигрантов, около 60 %, прибыли из Китая морским путем, который в те времена длился пять недель, и въехали через Брисбен и Дарвин. Около 16 % приехали напрямую из России, 5 % – через Персию, Индию и Японию, 3 % – через Европу, остальные – через Америку, Африку и другие страны.

Поскольку основная масса русских иммигрантов второй волны приезжала из Китая, динамика въезда во многом зависела от политических событий, происшедших в этой стране и оказавших влияние на положение русской общины здесь (переход КВЖД в совместное советско-китайское управление в 1924 г., оккупация Маньчжурии японцами в 1932 г., продажа КВЖД в 1935 г. и другие). Письма казаков дают тому подтверждение. Один их них писал из Харбина в 1926 г.: "Положение эмигрантов с каждым днем становится все хуже и хуже. С тех пор, как в правление Китайской Восточной железной дороги вошли представители Советской власти, немедленно же начались массовые увольнения и сокращения штатов. Конечно, в эту рубрику попали исключительно только эмигранты, их просто выбрасывали на улицу без объяснения каких-либо причин... В последние два года Харбин начинает разгружаться от эмиграции".

Разумеется, иммиграционная политика австралийских властей, которая диктовалась экономической ситуацией в Австралии, также влияла на динамику въезда на пятый континент. Например, в годы мирового экономического кризиса – 1929-1933 гг. – квоты на прием иммигрантов были значительно урезаны. Вследствие всех этих факторов, вместе взятых, пик русской иммиграции в Австралию пришелся на 1925 г. и середину 1930-х гг. Русские иммигранты прибывали на пятый континент семьями или по одиночке. Одни имели достаточно средств, чтобы заплатить за визу и билет до ближайшего австралийского порта, другие нанимались на пароходы и поэтапно добирались до Австралии.

Настроение русских эмигрантов, волею судьбы вынужденных отправляться в неизвестность, все дальше и дальше от России, описывает бывший офицер армии Колчака С.П. Рождественский, который в 1923 г. уезжал из Гонконга на японском пароходе Танго-мару увозившем в Австралию русских эмигрантов: "...Сбившись в кучку на самой корме, стояла группа эмигрантов, тоскливо взирая на проводы. Их самих никто не провожал, некому было протянуть прощальных бумажных лент. Они порвались давным давно, на границе покинутой родины".

Прибывшие на Танго-мару в Брисбен 16 июля 1923 г. стали первыми русскими, приехавшими в Австралию после революции. Анализ социального состава этой группы дал исследователь из Брисбена Н.И. Дмитровский.

Среди вновь прибывших было несколько офицеров, служивших в армии адмирала Колчака. Полковник Б.П. Ростовцев командовал дивизионом бронепоездов, а С.П. Рождественский служил непосредственно под его начальством. Еще один офицер, полковник А.Л. Болонкин, сын рабочего Боткинского завода, принимал участие в антибольшевистском восстании на Ижевском и Боткинском заводах в августе 1918 г. и впоследствии стал командиром 4-го Боткинского полка. Все эти офицеры вместе со своими частями отступали до Владивостока и затем перешли границу в Китай, где армия была разоружена и распущена.

На Танго-мару прибыло три русских священнослужителя: отец А.Шабашев с женой, иеромонах Феодот (Шаверин) и диакон И.Некрасов, который потерял всех своих близких во время революции, а сам спасся бегством в Китай, переплыв Амур. Кроме того, в первой группе приехали три семьи. Глава одной из них С.Н. Дмитриев до прихода Красной армии служил во Владивостоке в полиции и выбрал Австралию для эмиграции, так как уже жил здесь до Первой мировой войны, работая на строительстве железной дороги в Квинсленде. Глава другой семьи А.И. Суворов до революции состоял директором отделения Русско-Азиатского банка города Урумчи в Китае и лишился своей должности в 1922 г., а его зять Н. П. Марцинкевич был сыном богатого торговца чаем в Ханькоу. Среди первоприезжих Н.И. Дмитровский называет также Н.И. Игумного, служащего указанного выше банка, В.И. Смирнову, портниху, и супругов Поздняковых.

Среди русских иммигрантов второй волны одними из первых в Австралии оказались казаки: оренбургские, забайкальские, остатки Ижевского полка. Самой большой была группа из 66 уральских казаков, прибывших из Китая через Шанхай и Нагасаки в Брисбен 4 ноября 1923 года. Организованно, со своими полковыми знаменами, во главе с генералом B.C. Толстовым, который лично заплатил за их проезд. После получения благоприятных сведений от товарищей в Австралию стали перебираться другие группы казаков.

Кроме участников Белого движения и других сторонников прежнего режима, так или иначе пострадавших от революции и оказавшихся в роли беженцев, в Австралию в 1920-1930-е гг. приезжали русские, давно обосновавшиеся в Китае или родившиеся и выросшие там. Число их увеличилось после захвата Маньчжурии Японией и продажи КВЖД. Один из них, А.И. Кудрин из Тяньзиня, следующим образом объясняет причину своей эмиграции: "Причина была та, что японцы стали преследовать, режим к 1938 г. ожесточился. Стали организовывать русские военизированные отряды... По субботам и воскресеньям гоняли на маршировку. Начались притеснения и вымогательства…"

Таким образом, социальный и профессиональный состав русских иммигрантов, прибывавших в Австралию в 1920-1930-е гг., по сравнению с трудовой и политической иммиграцией первой волны, заметно изменился. Но не следует полагать, что основную массу иммигрантов составляли военные, служившие в Белой армии, большинство все же были гражданские люди различных рангов и профессий: чиновники, коммерсанты, священнослужители, мелкие и средние предприниматели, лица свободных профессий, то есть преобладали более состоятельные, чем раньше, слои, было много интеллигенции. Трудовая эмиграция продолжалась лишь с территорий, которые вошли в состав СССР в 1938-1939 годы.

Главным центром русской иммиграции в Австралии по-прежнему оставался Квинсленд, где проживало около половины русских австралийцев. К концу 1930-х гг. численность их составляла около 3 тысяч человек (40 % из них – в Брисбене). Остальные распределялись по штатам следующем образом: Новый Южный Уэльс – 31 % (3/4 из них – в Сиднее), Виктория – 9,6 %, Западная Австралия – 5,4 %, Южная Австралия – 3,5 %, Северная территория – 1,2 % и Тасмания – 0,6 %.

Как и в предшествующий период, большинству русских иммигрантов, начинавших свою жизнь в Австралии, пришлось заниматься тяжелым физическим трудом.

Казаки-уральцы, судя по их письмам, предполагали по возможности держаться вместе и осесть на землю, арендовав подходящий участок земли. Так они и сделали, заблаговременно купив на свое имя и на свои Деньги участок земли на окраине Брисбена. Однако созданное уральцами овощеводческое хозяйство не могло прокормить шесть десятков человек, и им приходилось уезжать на сезонные работы. В Квинсленде казаки работали на фруктовых фермах близ Брисбена за 10 шиллингов в день, с апреля по август собирали хлопок, а с июля до декабря рубили сахарный тростник, 46 получая 16-18,5 шиллингов за восьмичасовой рабочий день. Причем их артели били все рекорды – пригодилась военная тренировка и умение рубить шашками.

Но постоянную, столь же хорошо оплачиваемую, работу найти было очень трудно. Поэтому некоторые уезжали на заработки в Северную территорию на постройку железной дороги. Собрав нужную сумму, казаки выписывали свои семьи из Советской России или ездили в Харбин, чтобы жениться. Мечтой многих было, скопив 1000 фунтов стерлингов, необходимых для приобретения фермы, стать самостоятельными хозяевами.

Со временем мечта осуществлялась: приобретали уже возделанные сахарные плантации или целинные участки земли, которые правительство продавало за номинальную цену в Квинсленде и в Северной территории. Фермером-хлопководом стал и атаман Толстов. Казаки с семьями стали постепенно разъезжаться, и образовались новые центры казачьих поселений. Одним из таких центров, как сообщает Н.И. Дмитровский, стал небольшой городок в 380 километрах к северу от Брисбена Кордальба, где в 1924-1934 гг. (вместе с примыкающим районом) проживало около полутораста русских, 45 семей, половину из которых составляли уральские казаки. Для поддержания и сохранения общности казаков в этом городе в начале 1930 г. была учреждена общеказачья станица.

Но постепенно, с начала 30-х годов русские стали уезжать из Кордальбы на север, где можно было по низкой цене купить большой участок земли, и к концу десятилетия здесь осталось всего пять русских семей. Общеказачья станица Северного Квинсленда, просуществовавшая со второй половины 1929 до середины 1930-х гг., была основана в Талли (225 км к северу от Таунсвилля), но с 1930 г. главным центром казачьей общественной жизнь становится Брисбен, где также была учреждена станица. Землю приобретали не только казаки, но и представители других социальных слоев русской иммиграции. Например, после трех лет работы на железной дороге участок земли в 1926 г. купил С.Н. Дмитриев близ города Тангул, где открывались целинные земли для поселения. Его примеру последовали многие другие русские, и к 1934 г. в этом районе проживало уже около 100 семей, преимущественно занятых выращиванием хлопка.

Русская община в Тангуле стала самым компактным и процветающим поселением русских в Австралии. Здесь были построены хорошая дорога. Русский клуб с библиотекой, открылась воскресная школа для детей, совместно отмечались православные праздники, соблюдались все русские обычаи и традиции. Однако в годы Второй мировой войны, когда возникла потребность в рабочей силе, многие продали свои фермы и переселились в город.

Далеко не всегда деятельность русских фермеров оказывалась успешной. Новоиспеченным фермерам, бывшим офицерам, чиновникам, интеллигентам, приходилось заниматься совершенно незнакомым им делом в непривычных австралийских условиях, что нередко приводило к краху. Даже казаки, знакомые с сельским хозяйством, не были гарантированы от неудачи. Как раз об этом писал один из них в своем письме из Австралии от 28-го января 1927 года. Он сообщает, что девственная земля требует долгого, упорного и тяжелого труда, чтобы привести ее в порядок, а правительство, хоть и заинтересовано в заселении страны, но, избегая лишних расходов, отказывает иностранцам в материальной помощи.

Некоторые казаки приобрели у своих хозяев уже разработанные плантации в кредит, с рассрочкой, внеся лишь треть стоимости. "Хорошо, – пишет он, – если будет благоприятствовать погода, а если нет, как в прошлом году, то может пропасть весь задаток при неплатеже, и ферма перейдет к старому хозяину без возврата прежних платежей. Такие случаи с нашими соотечественниками уже были, так как всецело зависишь от дождя".

Автор письма, написанного на имя Донского атамана А.П. Богаевского, предостерегает: "Будучи казаком, я считаю нравственным долгом написать всю истину, дабы кто-либо, обольстившись неверными сведениями, не впал в труднопоправимое положение, так как приезд в Австралию стоит очень больших денег, не менее 35 фунтов стерлингов". Особенно тяжелая ситуация сложилась для русских в годы мирового экономического кризиса 1929-1933 годов. Харбинский журнал "Рубеж", ссылаясь на письмо, полученное из Австралии, сообщал в декабре 1933 г., что большинство русских владельцев или арендаторов хлопковых плантаций близ Брисбена уже выбыли из строя плантаторов, так как жестокий кризис и недостаточное знакомство с местными условиями разорили их.

Значительная часть русских иммигрантов второй волны осела в городах, но и здесь жизнь поначалу складывалась несладко. Многим приходилось браться за любую работу, болезненно переживая потерю былого статуса. В.А. Хохлова, например, вспоминает о тщетных усилиях своего мужа, бывшего служащего крупной английской фирмы в Тяньзине, найти работу в Сиднее, куда они приехали в 1939 году. За квартиру нужно было платить 3 фунта 15 шиллингов в неделю, а жалование рабочего было 5 фунтов. Привезенных с собой 100 фунтов хватило ненадолго. Наконец, оба устроились в кафе Репина, где В.А. Хохлова была судомойкой, а ее муж убирал и мыл полы, при этом очень стеснялся этой должности и даже прятался от прохожих. В годы войны Хохловы стали работать на авиазаводе.

Столкнулись русские и с жесткостью правил австралийских профсоюзов, о чем казаки также предупреждали в своих письмах: "Охрана труда находится под защитой рабочих союзов, которые играют доминирующую роль в строительстве молодой страны (особенно в штате Квинсленд), широко распространяя свои экономические функции. Все рабочие состоят членами таких союзов. Каждому члену за полтора фунта выдается годовой билет. Без билета нигде не дадут ни службы, ни работы. Если хозяин принял на работу безбилетного, он подвергается штрафу от 50 фунтов и выше. Профсоюзы же против приема иностранцев, их первыми увольняют и в случае сокращения".

Характерен случай, описанный в воспоминаниях Н.М. Кристесен, которая приехала с родителями в Брисбен из Харбина в 1925 году. Ее отец, капитан дальнего плавания, пошел в рейс матросом на каботажном судне, не будучи членом профсоюза, чем вызвал негодование всего экипажа и, попав в нарочно подстроенную аварию, вынужден был сойти с парохода.

Препятствием для устройства на работу являлось и то, что русские дипломы в Австралии в довоенный период не признавались, да и страна еще была недостаточно развита индустриально, поэтому многим иммигрантам так никогда и не пришлось применить свои способности по специальности, как, например, это произошло с горным инженером И.Д. Репиным (1888-1949 гг.), приехавшим с семьей в Австралию в 1925 году.

Таким образом, русские военные, чиновники, интеллигенты первоначально могли рассчитывать в Австралии только на самое низкое положение."

По материалам: Каневская Г.И. // Очерк русской иммиграции в Австралии (1923-1947 гг.). Мельбурн. 1998 год.

Гость пишет: я тепер его родственница щиву в германии,просто я его толко на фото видела,но знау щто он добрый щеловек,но нищего скоро поснакомимся,когда мой мущ будет дома мы напищем кто мы такие,

теперь догадываюсь кто Вы ... Вас, как я понимаю, интересует Никитин Николай Григорьевич (или Егорович, прошу прощения). Тот, что 48-го года рождения. Рыбак якшинский. А Вы имеете какое-то отношение к его сыну Алексею. Так?

Я ему не родственник. У меня много родственников Никитиных, но он им просто однофамилец, или ооооочень дальний родственник...

Приветствую обитателей форума, я конечно не рождённая Якшинская, но мой отец, Проказин Алексей Иванович, родом от туда. А свадьба у Людмилы была классная, я была во втором классе, и мы с детворой, конечно водку не таскали, а вот сладостей тогда обожрались... и на озере после отлёживались.

Olga1976 пишет: ...мой отец, Проказин Алексей Иванович...

и Вам здрасссте. Проказин Алексей Иванович... Впервые слышу. Расскажите, пожалуйста, кто его братья, сёстры, родители. Вы как-то относитесь К Данилу Проказину (моему прадеду)?

Оля, а маму свою забыла, она ведь тоже якшинская, Нина Проказина(Цвецих)?

Фото прошедших лет, 31 декабря 1984 года.
Гейн Виктор Филиппович, Кондратьев Геннадий Артёмьевич, Малькин Василий, Карпов Михаил Сергеевич.

Jess, фотография - 5 баллов!

Виктор Гейн - это муж Екатерины Ивановны?

Для Геннадия Артёмовича, насколько я помню, это последний Новый год. В этом прошедшем 84-м я его только и помню, т.к. д Федя Потанин с управляющего ушёл, вместо него Геннадий Артёмович, и он несколько раз приходил по вечерам к нам домой отца звать в бригадиры 6-й бригады. Серьёзный, говорят, мужик был. Только пил сильно. Возможно из-за того, что детей у них с женой не было... Можт от этого так рано и умер. Царство ему небесное, как и д Васе Малькину.

Jess, а дядя твой Михаил в какой-то степени "нефором" якшинским был. Во-первых, обрати внимание, причёска у него самая длинная, т.е. продвинутая по тем временам. Во вторых, насколько его помню, ходил в клуб в очень "смелых" широченных клёшах и туфлях на высоком толстом каблуке.

фотка, по-моему, в клубе сделана. За их спинами навевающий приятные воспоминания декорчик цвета слегка обожжёного и лакированого дерева

Виктор Гейн, муж Екатерины Ивановны и мой дядя. А про д. Мишу, это точно, и ещё один дядя Яша, у них были такие брюки, как сейчас помню.
Красота, модничали в них.

Jess, похоже, фоток "исторических" у тебя склад... Не стесняйся , выкладывай их сюда (или в "Фотогалерею"). Уверен, практически всем будет очень интересно. Будем только благодарны

Нет не думаю... Мои Проказины начиная с деда Ивана Климентивича, его брата Николая( который так и живёт в Якшах, сын Виктор женат на Алёне Проказиной) потом баба Оля, баба Маша ( но она жила недалеко от Ташкента) и потом ещё был один брат у деда, я его нашла в списках погибших, Владимир Климентивич.
Во дожилась, даже не знаю как правильно пишется отчество деда.

Отец был старший ( ему в прошлом году 60 исполнилось), потом его сестра Люба, замужем за Виктором Петровым, живут в Якшах, где раньше жила тётя Эмма Петрова( Миллер). Потом сестра Галина и брат Володя...

А бабушки мои одна Проказина ( Бобухова) Пелогея Кузминешна (баба Поля) и Вейндель Зинаида Германовна

Olga1976 пишет: брата Николая( который так и живёт в Якшах, сын Виктор женат на Алёне Проказиной)

всё понял теперь чья Вы родственница... Моих Проказиных Вы или однофамилица или далёёёёкая родственница

информация всё от того же Андреева С.М.



плоховато видно - по моему, местный админ ограничил размеры вставляемых рисунков... И ограничил жёстко

Суть в том, что в 1879 году в ни в Якшах, ни в Акане, ни в Бабыке не проживало ни одного руского. Только украинцы, белорусы и мордва

и после этого у меня, уверен, не только у меня, (предки из Акана я Якшов, можт и из Бабыка) в паспорте (по крайней мере, в старом было) написано "РУССКИЙ"

Фёдорыч пишет: Народ, кто силён в геометрии. Интересно, можно ли, зная эти расстояния

8 813 м

Мама рассчитала площадь нашего озера. Получается 39,2 кв. км., ну а если в кв. метрах то получается
39200000.

т.е., 3920 гектаров... В общем-то, сравнимо с якшинской посевной площадью. Насколько я помню около 10 000 га сеяли в добрые времена... Можт и боле