Материалы по дореволюционной истории станиц Кокчетавского уезда Акмолинской области

Уважаемый гость, не знаю вашего имени!
Материалами о церкви бывшего редута Песчаного я не располагаю. Сведения о ней можно поискать в архивах и музее Петропавловска, а также в Омском архиве. Небольшая информация об этой церкви обязательно должна быть в книге Голошубина, посвященной Омской епархии. Эта книга есть в библиотеке Омского архива и в отделе редкой книги библиотеки им. Пушкина в Омске.
С.М. Андреев

Здравствуйте, Андрей Сергеевич!
На Турецком фронте все годы Первой мировой войны находилась Отдельная Сибирская казачья бригада, состаявшая из 1-го Ермака Тимофеева и 2-го казачьих полков. Если сведения о части погибших 2-го полка сохранились (это казаки станиц и поселков 2-го отдела, из которых формировались сотни этого полка) - они есть на нашем форуме, то из погибших 1 полка известны фамилии только казаков ст. Арык-Балыкской:
казак Алексеев Егор Кондратьевич – убит в 1914 г. при взятии г. Ардагана; старший урядник Шульгин Степан Терентьевич – убит 23.12.1914 г. при взятии г. Ардагана; казак Петров Федор Захарович – умер от возвратного тифа в 1915 г. в госпитале в г. Карс. Такие данные, безусловно, есть в фонде бригады, который находится в Российском государственном военно-историческом архиве, и в приказах по 1 и 2 полкам, которые хранятся там же. Какие-то отдельные приказы по этим полкам, может быть, сохранились и в Омском архиве. Но у меня пока до них не дошли руки.
До свидания. С уважением, С.М. Андреев.

Размещаю одну из последних своих статей.

Андреев С.М. Офицерство Сибирского казачьего войска: правовой и социальный статус // Научный вестник Омской академии МВД России. – 2008. – № 2. – С. 63-68

Правовой статус старшины инкорпорированного в структуру Российской империи казачества долгое время оставался неопределенным. В «Табель о рангах», разделившую неподатное служилое население России на 14 классов, чины казачьих «начальных людей» не были включены, так как правительство рассчитывало на быстрое исчезновение этой социальной группы по мере укрепления регулярного начала во всех сферах жизни общества.
Вместе с тем серьезные экономические и политические позиции служилой аристократии казачьих войск, формировавшихся путем вольной колонизации, позволяли ей сохранять достаточно высокий социальный статус. Так, превращение донской старшины в крупных землевладельцев при наличии реальной власти в рамках уже сложившейся войсковой организации давало ей основание добиваться закрепления за собой дворянских прав. Признание Павлом I за донскими чиновниками прав российского дворянства в 1798 г. уравняло их в чинопроизводстве с офицерами регулярной армии.
Однако подобные меры не коснулись крепостного и городового казачества Сибири. Основная масса сибирской служилой аристократии, находясь на должностях, соответствующих IX-XIV классам, не смогла добиться получения даже личного дворянства. Абсолютистское государство хотело иметь здесь прочную опору в лице сибирской бюрократии, но не собиралось создавать полноценный региональный дворянский корпус. При сравнительной слабости экономических связей между регионами страны появление в Сибири значительного слоя поместного дворянства могло бы привести к усилению центробежных тенденций .
Гарнизонное начальство Сибирских пограничных линий традиционно рассматривало крепостных (линейных) казаков в качестве «военно-рабочих» команд, что во многом определяло низкий социальный статус их старшины. В челобитной, представленной в 1763 г. в Сибирский приказ, иртышские казаки среди прочего отмечали: «…Преимущества же в рангах против регулярных чинов не только сотники, но и атаман, никакого не имеют и оттого не только подкомандных своих казаков от обид защитить не в состоянии, но и сами принуждены как от обер- и унтер-офицеров, так и от прочих нижних чинов претерпевать поносительное презрение и находиться у них неизъемлимо под командою и штрафах, чем и усердная их к службе … ревность и прилежные труды происходят бескуражны и несутся с немалым прискорбием…» . Поэтому пожалование местной казачьей старшине армейских офицерских чинов практиковалось крайне редко, за особые отличия. Причем присвоение чина не сопровождалось соответствующим материальным содержанием, и командованию Сибирских пограничных линий приходилось дополнительно ходатайствовать перед военной коллегией о предоставлении этим лицам возможности «содержать себя по званию офицера».
Впервые общие черты правового и социального статуса офицеров сибирского линейного казачества очертило Положение о войске, Высочайше утвержденное 19 августа 1808 г. . В соответствии с Положением в частях и командах войска должно было состоять 43 офицера. Все офицерские должности, как и в других казачьих войсках, полагалось замещать только выходцами из казачьей среды. Число казачьих офицеров, реально служивших на Сибирских пограничных линиях, было значительно меньшим. Поэтому на открывшиеся вакансии разрешалось назначать наиболее подготовленных урядников с производством их в соответствующие чины. Следствием подобного способа увеличения числа казачьих офицеров стало их разделение на две категории: 1) имевших действительные офицерские чины, т.е. пользовавшихся рядом прав и преимуществ офицеров регулярной армии, и 2) офицеров-зауряд – чинов войска, которым предоставлялась часть офицерских прав лишь на время занятия ими соответствующей должности. Законом предписывалось «…в должное уважение службы признавать и принимать их прилично чину офицерскому; соответственно чему и в налагаемых на них за вины штрафах поступать так, как об обер-офицерах установлено, доколе в сих званиях пребывают».
Служба офицеров, как и у прочих чинов войска, была, во-первых, бессменной, и потому они лишались «льготы» (периодического отпуска для занятия собственным хозяйством), и, во-вторых, бессрочной – «доколе в силах». Получить отставку они могли лишь «единственно по старости и дряхлости или же по болезням и увечьям», т.е. в случае совершенной неспособности к продолжению службы. Причем в отставке никакого казенного содержания им не полагалось.
Бессменный и бессрочный характер службы на казенном содержании (но со самоснаряжением) обусловил те черты ее «регулярности», которыми Сибирское войско отличалось от других казачьих войск. Несмотря на это, оклад жалованья казачьих офицеров был значительно меньшим, чем у офицеров армейской кавалерии, войсковые классные чины не имели права на получение некоторых наград (аренд, ряда орденов за выслугу лет, права на получение золотого оружия и др.), пенсии по ранению, имевшим ордена не присваивались права потомственного дворянства и пр.
В последующие годы командование Отдельного Сибирского корпуса, учитывая возраставшую напряженность службы войсковых офицеров, неоднократно обращало внимание военного министерства на их тяжелое материальное положение и ограниченность прав. Так, генерал И.А. Вельяминов в 1830 г. писал: «Офицеры сего войска, будучи большей частью из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно оренбургскими и уральскими, насчет образования большое различие. Они, служа …, где укажет необходимость, не знают домов своих, жалованье получают по штату 1808 г. …, чины им велено иметь зауряд… По ходатайству предшественников моих многие имели чины армейские, украшены и всеми знаками офицерскими…, но остаются при том же скудном жаловании и, прослужа … всю молодость большею частью в отлучении от домов своих, при старости и дряхлости своей, увольняются уже как неспособные и, следовательно, не нужные службе в отставку, без всякого права на пенсию, единственную подпору и надежду служащих, тогда нищета и лишение прав офицерского звания остаются им в наследие, и если паче чаяния впал бы отставной офицер в уголовное преступление, прослужив иногда более 30 лет в офицерском звании, то мог быть подвергнут судом гражданским позорному на теле наказанию, что совершенно уничижает служащих офицеров, его сотоварищей и подавляет в них дух чести, без которого военное звание существовать не может. При том, сыновья их, прижитые в офицерстве, даже если бы кто имел действительный штаб-офицерский чин, не различаются правами с детьми простых казаков» . Ходатайства войскового начальства о предоставлении казачьим офицерам всех прав и преимуществ армейских офицеров, в том числе - права на пенсию после 35-летней службы, неизменно не получали поддержки.
В этой ситуации многие войсковые офицеры с тревогой думали о том дне, когда уже не смогут нести службу за мизерное содержание, и пытались хоть как-то обеспечить грядущую старость. В их положении, – отмечал один из историков войска, – «…не было средств и возможности заработать или сберечь что-нибудь, а угроза нищеты в будущем была настолько реальна, что невольно заставляла иметь «неверный взгляд» на военную добычу и обращавшиеся в руках казенные деньги» .
Серьезные недостатки в строевом состоянии казачьих частей и финансовые злоупотребления их начальства, выявленные ревизией войска в 1835 г., во многом определили политику западно-сибирской администрации в отношении войскового офицерства вплоть до начала 1860-х гг. Новый генерал-губернатор Западной Сибири П.Д. Горчаков не доверял «возникающей между казаками аристократии» и считал необходимым установить жесткий контроль за деятельностью казачьих офицеров со стороны офицеров регулярной армии, назначаемых на ключевые командные и административные должности в войске (аналогичные злоупотребления, царившие в этот период в среде офицеров военных поселений и армейских полков, не могли поколебать Горчакова в этом убеждении) .
Об «особом» отношении Горчакова к казачьим офицерам красноречиво свидетельствует его взгляд на судьбу войскового училища, готовившего кадры для казачьих строевых частей. Вскоре после его посещения в 1836 г., Горчаков писал в военное министерство: «Ныне училище действительно найдено мною в отличном порядке… Но … никак не могу, однако же, уверить себя не только в пользе учреждения, но даже в возможности, чтоб без вреда могло оно далее существовать в настоящем виде. Излишнее образование лиц, долженствующих силою обстоятельств оставаться в нижних чинах воинского состояния, едва ли не пагубнее самого невежества. … В войске обер-офицерских вакансий никогда не может быть в соразмерности приготовляемых … кандидатов, от чего возродится … класс людей неминуемо недовольных, а … со временем, может быть, и опасных. Собственно для казаков, кажется мне, будет достаточным устройство полковых школ со степенью обучения по примеру военно-сиротских отделений, из которых малому числу отличнейших учеников можно будет давать высшее образование... Прекрасное это заведение может с малыми изменениями быть обращено в кадетский корпус постепенным прекращением дальнейшего приема в школу казачьих детей» .
Новое Положение о Сибирском войске (1846 г.) , более четко очертившее правовое положение казачьих классных чинов, закрепило их невысокий социальный статус – офицеров «второго сорта», происходивших из среды «полезного» сословия, как называл сибирских линейных казаков П.Д. Горчаков.
Реализуя его идеи, Положение разделило офицеров войска на три категории: 1) армейских офицеров, зачисленных в состав полков и батарей с производством в соответствующие казачьи чины; 2) офицеров казачьего происхождения, пожалованных в действительные чины особыми Высочайшими указами; 3) казачьих зауряд-офицеров, пользовавшихся правами классных чинов лишь в период выполнения должностных обязанностей.
Армейские офицеры стали своеобразной элитой войска. Только из их среды назначались войсковой наказной атаман, бригадные командиры, дежурный штаб-офицер, командиры конно-артиллерийских батарей. Именно они составляли большую часть полковых командиров. Эти офицеры продолжали пользоваться всеми предоставленными им правами. Они получали жалованье по армейским окладам, после отставки им была положена пенсия, они имели преимущество перед казачьими офицерами при назначении на освободившуюся должность.
На казачьих офицеров, имевших действительные чины, были распространены некоторые права армейских офицеров: право на получение знаков отличия беспорочной службы, орденов Св. Георгия и Св. Владимира за выслугу лет, на награждение чином и мундиром при выходе в отставку, на получение пенсии по ранению. Но они по-прежнему «проигрывали» армейцам по многим показателям. Вершиной карьеры казачьего офицера могла стать должность полкового командира, причем он мог занять эту должность только в исключительных случаях с Высочайшего соизволения по особому представлению командующего Отдельным Сибирским корпусом. Его жалованье составляло 2/3 оклада армейского офицера. Обеспечение зауряд-офицера было еще меньшим – ему полагалось половинное жалованье казачьего классного чина, правами которого он пользовался. О невысоком социальном статусе последнего свидетельствовало и то, что ему, как и рядовым казакам, полагался также казенный провиант и фуражное довольствие.
Положение сохраняло постоянный характер службы офицеров войскового сословия, но впервые установило ее срок – 25 лет (зауряд-офицеры на момент выхода в отставку должны были прослужить на офицерской должности не менее 6 лет). Однако эта мера вряд ли реально могла облегчить их положение. Пенсии после выхода в отставку казачьим офицерам по-прежнему не полагалось. Наделение их по примеру Донского войска правом на получение пожизненных земельных участков (штаб-офицерам – 400 дес., обер-офицерам – 200 дес.) являлось лишь формальной попыткой решить проблему. Отсутствие у сибирских казачьих офицеров времени, средств, необходимого опыта для ведения хозяйства, очень низкие арендные цены на землю в войске не могли сделать пожизненные участки стабильным источником доходов. Но даже получение этих участков откладывалось на неопределенный срок, так как войско еще не имело своей межевой партии. Поэтому для большинства казачьих офицеров жалованье оставалось единственным источником дохода, что вынуждало их отказываться от выхода в отставку и продолжать службу.
Параграфы нового Положения, регламентировавшие порядок производства в офицерские чины, закладывали одно из оснований будущего обособления офицеров войска от рядового казачества, ускоряли процесс формирования закрытой сословной элиты. Отныне право на получение действительного офицерского чина имели только «обер-офицерские» дети – сыновья казачьих офицеров, имевших эти классные чины. В Сибирском войске, как и на Дону, они принимались на службу с 16 лет. После трехмесячной службы рядовыми им присваивались звания урядников, а через два года при «совершенном знании службы и отличном поведении» они производились в хорунжие на вакантные должности.
Дети зауряд-офицеров, офицерские дети, рожденные во время службы их отцов в нижних чинах, урядники из казачьих детей производились в зауряд-офицеры. Сыновья зауряд-офицеров поступали на службу с 19 лет на правах вольноопределяющихся. Урядниками они становились через полгода после зачисления в полк, но при наличии вакансии. В хорунжие-зауряд они производились после выслуги 12 лет в строю или 20 лет на канцелярских должностях. Действительные чины им присваивались в исключительных случаях: за военные подвиги, при получении ордена, дающего право на потомственное дворянство, и при достижении чина полковника.
Правда, Высочайший указ от 6 декабря 1849 г. отменил в Сибирском войске производство в зауряд-офицеры, предоставил всем сибирским казачьим офицерам действительные чины и ряд дополнительных прав и преимуществ, но это лишь отчасти изменило их социальное положение. Хотя дворянство они теперь получали на тех же основаниях, что и в Донском войске (потомственное – при достижении чина войскового старшины, с 1856 г. – чина полковника, личное – при производстве в чин хорунжего), размер их жалованья оставался значительно меньшим, чем у армейских офицеров .
Нерешенность важнейших для офицеров войскового сословия проблем была подтверждена в 1851 г. ревизией генерал-адъютанта Н.Н. Анненкова. По его мнению, крайне напряженный характер службы казачьих офицеров не компенсировался должным материальным обеспечением: «Вообще все … офицеры находятся в крайней бедности, ибо жалования едва им достаточно на обмундировку и аммуницию (стоящие здесь очень дорого), на содержание лошади и конской принадлежности; затем офицер постоянно нуждается в необходимых предметах для жизни и нередко находится в необходимости прибегать к пособию казаков, отчего [следует] неизбежный упадок дисциплины и подчиненности. Недостаток прислуги крайне для них чувствителен, и в особенности для водворенных в степи, ибо на линии с малыми средствами еще можно нанимать киргиз, кочующих постоянно вблизи станиц, но в степи киргизы в услуги не нанимаются, и … офицер бывает часто вынужден исполнять самые черные домашние работы, а в степи и обрабатывать свое поле и огород. В бытность мою на Копале хорунжий зауряд-сотник Обухов работал у себя на пашне и в огороде – это в особенности тяжело для молодых офицеров, воспитывавшихся в кадетском корпусе и привыкших к довольству; лишения, которым они подвергаются с самого вступления на службу, конечно, могут иметь дурное влияние на нравственность некоторых из них, вовлекая в неоплатительные по состоянию их долги» .
Хроническая нерешенность проблем материального свойства стала основной причин назревания скрытого конфликта в войсковой офицерской среде. Заложенное Положением 1846 г. разделение офицеров войска на «казачьих» и «армейских» не могло не сказаться на их отношениях друг к другу, на возникновении взаимной неприязни. «Прежде всего казачьих офицеров обижала разница в жало¬ванье: казачий офицер получал в год 72 руб., армеец 250 рублей; кроме того, армеец получал квартирные, фуражные, на отопление и освещение, казачий - никаких подобных прибавок к жалованью не получал. Армейский имел денщика, казачий сам себе чистил сапоги, армеец по окончании службы имел право на получение пенсии, а казачий офицер не имел. Затем, имя армейца, при пе¬реходе в казачье войско, ставилось в список офицеров выше ка¬заков, поэтому, при производстве в высший офицерский чин, ка¬заки всегда отставали от армейцев. Это неравенство обособляло армейцев от казаков; армейцы составляли отдельную группу, ко¬торая была ближе к главному казачьему начальству, атаману и полковым командирам, чем казаки; у начальства армейцы были на лучшем счету, пользовались большими льготами; атаман Во¬робьев, например, когда ему докладывали о наградах или о на¬казании какого-нибудь офицера, имел обыкновение всегда спра¬шивать: «Это из наших или из ихних?», т. е. из армейцев или из казаков? Если офицер «из наших», ему охотнее давалась на¬града - и наоборот» .
Подобная неприязнь формировалась еще в кадетском корпусе, где существовало разделение учащихся на привилегированную роту для детей армейских офицеров и гражданских чиновников и непрестижный эскадрон для казачьих детей, на «Европу» и «Азию», где будущие казачьи офицеры «чувствовали себя другой расой, сортом пониже…». Г.Н. Потанин в своих воспоминаниях писал: «В наших юных серд¬цах ненависть против армейцев дошла до того, что мы стали мечтать о том, чтобы по выходе из корпуса начать против армей¬цев партизанскую войну. Мы уговаривались, одевшись в киргиз¬ские шубы и малахаи и сев верхом на лошадей, нападать по ночам на проходящих по улицам города армейцев и стегать их нагайками» .
Т.о., выделение «войскового дворянства» из общей казачьей массы в дореформенный период не сопровождалось реализацией его особенных преимуществ в полной мере. Воспользоваться рядом из них в условиях военно-поселенного состояния войска было просто невозможно. Хронический характер проблем, касавшихся правового и социального положения классных чинов Сибирского казачьего войска, дал основание Г.Е. Катанаеву образно назвать их «париями русского офицерства» .
Реформа 1861 г. стала поворотным моментом в жизни сибирского казачества. Организация войсковой жизни по образцу других казачьих войск существенно изменила положение казачьих офицеров, значимость их прав и преимуществ проявилась более зримо. В результате коренного реформирования войскового управления (в частности оно было разделено на военное и гражданское) почти все командные и административные должности в его органах стали замещаться классными чинами казачьего сословия. Это объяснялось, конечно же, не только личностным фактором – большим доверием Г.Х. Гасфорда, сменившего в 1848 г. П.Д. Горчакова на посту генерал-губернатора Западной Сибири, к казачьим офицерам. Введение в Сибирском войске очередного порядка службы с периодическим выходом на льготу привело к ликвидации вакантных должностей для армейских офицеров, так как при сокращении числа казаков, находящихся на службе, в войске появился избыток собственных кадров.
Другим новшеством стала выборность ряда административных должностей, для чего был использован сословный принцип формирования уездных органов власти. Офицеры – войсковые дворяне – каждые три года участвовали в выборах должностных лиц всех звеньев войскового гражданского управления. Рядовые казаки имели право лишь на избрание станичной администрации и своих заседателей в окружных правлениях.
В ходе реформы 1861 г. размер денежного жалованья казачьих офицеров войска был увеличен до кавалерийских окладов по табели 1841 г. (в то же время для армейских офицеров в 1859 г. была введена новая табель денежных окладов), хотя право на его получение теперь имели только находившиеся на службе. При выходе на льготу офицерам войскового сословия, как и в других казачьих войсках, полагалось материально обеспечивать себя за счет пожизненных участков. Но в Сибирском войске межевание еще не было завершено и потому за льготными офицерами по причине отсутствия у них земельных участков на некоторое время было сохранено денежное содержание от казны.
Однако эта мера носила временный характер и офицеры не могли не думать о своем ближайшем будущем. Сложные для всех сибирских казаков первые годы жизни в новых условиях стали временем, когда впервые так ярко проявилось зарождавшееся противоречие между рядовым казачеством и «войсковым дворянством», своеобразным моментом истины, ускорившим начавшийся ранее процесс кристаллизации его самосознания. Когда войсковому комитету в 1863 г. было поручено доработать Положение 1861 г., в деятельности его членов явственно проявилось стремление казачьих офицеров закрепить и усилить свое влияние в гражданской жизни войска, в новых социально-экономических условиях защитить, пусть даже в ущерб общесословным интересам, свои интересы (например, они предлагали разрешить выкуп пожизненных участков, неоправданно увеличить число административных должностей в войске, высказались против введения в войске конскрипционного порядка отбывания воинской повинности, требовавшего сокращения численности офицеров и др.).
Формально считаясь частью российского дворянства, сибирские казачьи офицеры по-прежнему не обладали всей полнотой прав этого привилегированного сословия: как и рядовым казакам, им запрещалось проживать вне войсковой территории (свободное избрание места жительства им было разрешено только в 1868 г.), по распоряжению войскового начальства часть из них были вынуждены переселяться с семьями в Семиречье и на границу с Китаем, право выхода из войскового сословия и освобождение от обязательной 25-летней службы им было предоставлено только в 1869 г. По закону 21 апреля 1869 г., который имел «…для казачьих офицеров и чиновников то же значение, какое некогда имела жалованная грамота дворянству», все классные чины казачьих войск могли увольняться в отставку и вновь поступать на службу на основании правил, установленных для регулярных войск. Кроме этого, они получали права: 1) оставаясь в войсковом сословии, поступать на службу вне своих войск. В этом случае они могли пользоваться всеми правами и преимуществами, с нею связанными; 2) переводиться в другие казачьи войска с согласия их войскового начальства; 3) выходить из войскового сословия. Эти правами могли также воспользоваться и отставные офицеры .
Часть казачьих офицеров сразу после получения этого права поспешили выйти в отставку и перейти на службу в различные учреждения гражданского ведомства. Офицерские дети нередко, закончив военно-учебные заведения и пользуясь правом выхода из войскового сословия, сразу поступали в части регулярной армии, где на службе и в отставке им было гарантировано лучшее материальное обеспечение.
Одним из важных преимуществ службы в регулярной армии являлось предоставление офицеру пенсии после выхода в отставку. Казачьи офицеры, которые с 1871 г. стали, наконец, получать одинаковое с регулярными кавалеристами денежное содержание, по-прежнему должны были обеспечивать свою старость за счет использования земельных участков. Однако в отличие от других казачьих областей, офицерское землевладение в Сибирском войске в подавляющем большинстве случаев не могло стать основой материального обеспечения классных чинов вне службы. В сибирских условиях 1860-х - 1870-х гг. для казачьих офицеров более актуальным был вопрос о получении пенсии после выхода в отставку.
Несмотря на это, правительство достаточно долго не желало идти им навстречу. Правда, к 1877 г., когда был принят соответствующий закон, оно учло сибирскую специфику и пошло на некоторые уступки, предоставив части сибирских казачьих офицеров возможность выбора – службы «на пенсию» или «на землю». Вместе с тем, учитывая, что офицерские пенсии полагалось выдавать из войсковых капиталов, а доходы Сибирского войска почти на 2/3 состояли из государственных дотаций, военное министерство все-таки стремилось наделить землей возможно большее число казачьих офицеров. С этой целью правительством был принят ряд мер: увеличена площадь участков, они предоставлялись в потомственную собственность, но главное – было введено жесткое правило наделения потомственными землями отставных офицеров, их вдов и сирот, что было названо Г.Е. Катанаевым «удивительным подневольным землевладением»: они «…должны были “сесть на землю” или, вернее, – считаться севшими на нее, не зная, что с нею теперь делать» .
Отвод офицерских потомственных участков вызвал неоднозначную оценку со стороны рядового казачества, так как объективно ограничивал казачье захватное землепользование. Уже к концу века казачьи общества, начавшие испытывать недостаток пахотных угодий, стали рассматривать офицерские земли в качестве потенциального источника для увеличения юртовых (общинных) наделов и потому рассматривали предоставление офицерам земельных участков не в пожизненное пользование, а в потомственную собственность, как несправедливость. Они очень болезненно воспринимали переход офицерских участков в руки разночинцев, оценивая их продажу как расхищение войскового земельного фонда. И хотя сибирские казачьи офицеры, получившие первый классный чин после 1877 г. уже служили «на пенсию», негативное отношение казаков к владельцам офицерских земель механически распространялось на всех офицеров войска и способствовало назреванию внутрисословных противоречий.
Нарастанию последних способствовали и другие сословные права и преимущества офицеров. Так, существенная часть войсковых доходов шла на содержание классных чинов: на жалованье войсковой администрации, на дополнительные выплаты офицерам строевых частей, позволявшие ликвидировать разницу между армейскими и казачьими окладами, на пенсии отставным офицерам. С 1877 г. на средства войска содержался пансион для детей офицеров и чиновников войска, готовивший их для поступления в Сибирскую военную гимназию (Сибирский кадетский корпус). Долгое время стипендиями, выделявшимися войском для обучения в средних и высших учебных заведениях военного и гражданского ведомства, пользовались исключительно офицерские дети.
Влияние офицеров в казачьей среде усилилось после отмены в начале 1890-х гг. двойного подчинения казаков войсковым и гражданским властям, введенного в конце 1860-х гг. с целью «…объединить, сколько возможно, казачье сословие с другим, совместно с ним обитающим населением». Классные чины не только обладали преимуществами при формировании всех звеньев войскового управления, но и очень часто являлись представителями войсковой администрации, которая использовала не находившихся в строевых частях офицеров для усиления контроля и опеки за всеми сторонами жизни казачьих общин. При милитаризированном характере жизни, даже будучи на льготе, в вопросах, касавшихся военной службы, казаки должны были строить отношения с офицерами на основе требований военной дисциплины и воинского чинопочитания.
К концу XIX в. в правовом и материальном отношении сибирские казачьи офицеры уже мало чем отличались от офицеров армейских. Как и последние, подавляющее большинство классных чинов Сибирского войска жили лишь на жалованье. В условиях модернизации общества, когда менялись ценности и все большее значение приобретала власть денег, положение и армейских, и казачьих офицеров с их материальной и бытовой неустроенностью в глазах представителей других сословий становилось все более незавидным.
Однако в рамках войсковой организации, сохранившей на рубеже XIX-ХХ вв. ряд феодальных пережитков, казачье офицерство оставалось влиятельной социальной группой. Составляя вместе с членами семей около 1 % от общей численности сибирских казаков, офицерский корпус войска, формировавшийся в течение пореформенного периода преимущественно из офицерских детей, превратился в относительно закрытую корпорацию, сословную элиту, интересы которой далеко не всегда совпадали с интересами рядового казачества. Некоторая демократизация офицерского состава, произошедшая в начале ХХ века (в ходе русско-японской и Первой мировой войн за боевые отличия в офицерские чины было произведено более 100 рядовых казаков) серьезно не изменила ситуацию. Свои доминирующие позиции в Сибирском войске офицерство утратило лишь после февраля 1917 г. в ходе коренной реорганизации войскового управления и демократизации казачьей жизни.

Все-таки сомневаюсь, что в Лобаново были такие казаки

Крейтеру
Эрик Викторович! по поводу пос.Песчаного напишите мне на ОЛВИНОКУРОВ@яндекс.ру - все эти буквы надо писать англиским текстом.
С уважением Олег.

Не знаю, как там насчет Петропавловска , но у меня вот совсем другое мнение сложилось о быте наших предков.
Наверно ближе к изложенному в книге Катанаева по семипалатинским казакам, а так как писал Белиловский выглядела наверно жизнь бедняка "...17% - совершенные бедняки. Это в большинстве своем кабачные завсегдатаи и рыбаки." А вот остальные... Да и по рассказам моего прадеда, дошедшими до меня, хозяйство было очень даже(! )- несколько коров, коней и пр., хотя и считались бедняками- хотя скорее, ниже среднего.Тем более, что касается описания дома и двора. Казаки всегда славились своими крытыми дворами от дома до всех построек, так что...
Да и по облику я тоже встречала описание похожее: отличны от других казаков, но зато с продолжением, например:"...сосредоточен в себе, молчалив и угрюм. Ум его менее развит чем у Ярославца или Нижегородца, но зато преобладает над чувствами. Холодно-рассудочная практическая расчетливость сибиряка и преобладающая наклонность к материалистическому взгляду на вещи, проявляется и в языке. Сибирский разговор ленив, холоден и немногословен. Ум сибиряка всецело поглощен материальной наживой и его увлекают только текущие практические цели и интересы".(из исследования проводившегося офицерами Генерального Штаба в Сибири и Средней Азии в начале 20-го века (РГВА ф.185 оп.3 д.1334 л.16)
То есть, хочу сказать, что не так уж и плохо, как писали некоторые из историков. Объективность вещь сложная
С уважением, Галина.

Здравствуйте, Андрей Сергеевич!
В данном издании речь, по-видимому, идет преимущественно о крестьянах, осевших в Кокчетавском уезде в 1890-е годы и в период столыпинских переселений. Приписное население - те лица, которые были приписаны к официально основанным поселениям, имевшим органы самоуправления. Точный учет крестьян-переселенцев был нужен для отбывания воинской повинности и уплаты государственных налогов. Но среди переселенцев было немало так называемых самовольных переселенцев (особенно в 1890-е гг.), основывавших "дикие", неучтенные поселения (например, на арендуемых у казахов землях). Кроме самовольных переселенцев к числу стороннего населения могли относить кочевое казахское население (правда, оно формально приписывалось к казахским волостям,но четкого учета их численности организовать было невозможно).
С уважением, С.М. Андреев.

Уважаемый Андреев С.М. прочитал ваше сообщение (списки погибших в 1904-1905)и решил у вас поинтерисоваться по поводу своего прапрадеда погибшего на этой войне,звали его Утков Павел (Андреевич) станица или поселок Становой или Дубровный если есть какая нибудь информация сообщите пожалуйста .

Здравствуйте уважаемые земляки! Подскажите в каком архиве можно посмотреть Первую перепись 1897 года по Кокчетавскому уезду.